Была хохма, что конец света или ядерную зиму переживут только тараканы и пончики. Ах да, еще Стиви Никс. Так вот, как ни странно, человек сильно недооценил обитателей родной планеты (включая самого себя) и их возможность приспособиться к изменившимся условиям среды. А вообще на Руси зимой покидали избы, чтобы их заморозить и избавиться от тараканов. Откуда вообще взялась эта хохма? Постойте, я отвлекся. Собственно лирики в апокалипсисе оказалось мало. Почему? Попробую объяснить. Как вы относитесь к жополизам? Типичный пример приспособления. Это уродливо везде и всегда. Просто везде и всегда по разному. У животных изменения будут внешними. Двухголовых рыб и трехглазых кошек я не видел, но суслики покрытые мерзкой слизью, белки в шипах, растения такой причудливой формы и цвета, словно сошли со страниц автора декораций в аду. У людей изменения происходят в обществе. Возникают нелепые религии и культы, абсурдные идеи и законы исполненные презрения к здравому смыслу. На первый взгляд такие мутации отвратительны и упадочны. В конце концов приходит мысль о том, что горизонт достижим, просто до него долго идти. Второй же взгляд покажет тому, кто осмелиться взглянуть дважды, что красота не пропала. Просто изменилось понятие красоты. Апокалипсис стал не концом света, а лишь сменой декораций в представлении (найти какого-нить безумного режиссера). Сохранились основные инстинкты. Сохранились закономерности жизни. Сильный все так же пожирает слабого. Слабые все так же сбиваются в кучи, стремясь количеством задавить сильного. Итак я хочу поведать вам историю одного города, существующего в этом больном безумном мире, порядки которого претерпели изменения в силу эволюции, фортуны, бога... Ну или во что вы там верите?

Город назывался Город. Оригинально, не находите. Зато не могло возникнуть путаницы, где вы. Город окружала пустошь. Развалины и пустыни, разрозненные поселения, населенные нищими оборванцами, мутантами и прочими отбросами. Пропуск в город равнялся билету в жизнь. И мать земля любит своих детей, во всяком случае тех, что родились в черте города. Что до остальных, то не всех детей любят одинаково. И вот тут мы вернемся к нелепым культам. В данной местности процветало поклонение некому Шмарху. И знаете, что я вам скажу, это - натуральное безумие. При том такое безумие, которое не сложно найти смешным. Шмарх - жирная и похотливая свинья, требующая жертв и поклонения, не сделавшая вообще ничего хорошего и главное, не собирающаяся подобного совершать в обозримом ее поросячим взором будущем. Почему же такой мерзости поклонялись. Да потому, что жизнь вообще не справедлива, и наверх всегда всплывает известная субстанция. Стало быть чем выше, тем хуже. Логично, и ничего не скажешь. Так что чем омерзительней задница, которую ты лижешь, тем выше ты находишься сам, и (что меня приводит в наибольший восторг) тем омерзительней твой собственный зад. Нарисовать вам картину всего общества. Я могу. Правда. Только не смотрите, если вы недавно позавтракали. В такой бесстыдной религии оказалось зерно не менее рациональное, чем обоснование теории большого взрыва. Ловите мысль. Абсурд становится до боли смешным, если в нем удается найти логику, правду, своеобразный абсолютно реально существующий базис.
Если человек рождался вне города, то лучшее на что он мог рассчитывать - это стать жертвой Шмарху и надеяться в следующей своей жизни родиться по другую сторону городских стен. Лишь в сказках негорожанам удавалось попасть в город. Все эти счастливчики были героями, людьми с которыми никому не сравниться, и само собой у них были имена. И эти имена гремели в веках. Об именах хочу поговорить отдельно. Их не было. Лишь избранные благодетели, исключительные люди получали имена. Это были Личности, которые правили городом, управляли умами, создавали моду, двигали мысль и, по слухам, даже могли влиять на природу взывая к Шмарху. Каждое имя - уникально и персонально, и второго такого уже не будет никогда. Но многие верили в сказки. Люди не могут без веры во что-то хорошее. Им нужна надежда.

-Так жить больше нельзя! - голос принадлежал молодой девушке. Ветер трепал ее темные волосы и обрывки ее лохмотьев. Карие глаза сузились до едва заметных щелок. Лицо исказил звериный оскал. По щекам лились слезы. - Они не посмеют так поступить с тобой! Они не... - больше говорить девушка не могла. Судорожные рыдания вырвались наружу.
-С этого обрыва открывается прекрасный вид на свалку. Виден каждый дом.
-Если тебя принесут в жертву, я спрыгну отсюда...
Молодой человек, который стоял у самого края обрыва резко развернулся и в два резких шага оказался перед девушкой. Он схватил ее запястья. Его голос звучал, словно гром.
-Думать об этом забудь, слышишь! Ну, ну... Не плачь. Я... я что-нибудь придумаю. Я найду выход из всего этого дерьма. Я смогу все исправить, просто наберись терпения.
-О чем ты?
-Помнишь, как, когда мы голодали, я ушел в пустыню, а вернулся с едой?
-Да, но...
-А помнишь, как я избавился от улья пчел на чердаке?
-Помню, но ты не понимаешь. Это... -Это ты не понимаешь! Решение совета поселения - очередная неприятность. Чуть сложнее, чуть проще... Мне все эти подсчеты решительно безразличны. Ахаха. Справился тогда, справлюсь и сейчас. - Последние слова были произнесены тише, что в некоторой степени выдавало один неприятный факт. Эти слова должны были успокоить скорее его самого. Однако сквозь плач юная особа не уловила этой нотки. Возможно, к счастью. Прошло время. Разговор вернулся в спокойное русло.

Молодой человек, о котором сейчас шла речь был внуком нынешнего старейшины поселения. И это вроде как и не плохо. Хорошее отношение всех окружающих и масса знакомых, привлекаемых твоим положением. Но не одно лишь положение привлекало к нему людей. Куда как большим раздражителем была его харизма. Его сложно было назвать красивым. Красноречием он не обладал. Не претендовал на мудрость. Тем не менее само его поведение, его манера держать себя особняком, его невозмутимость, а, главное, будто бы мистическая способность выпутаться из абсолютно любой ситуации - все это являлось необычайно сильным магнитом для людей. В то же время были у нашего героя и недоброжелатели, не говоря уже о завистниках. Слишком надменно и едко он относился к религии, слишком громко говорил и слишком многие его слушали. Все же больше всего людей раздражало то, что ему с поразительной легкостью удавалось делать то, на что у прочих не хватало терпения, смелости, самодостаточности. Он мог позволить себе то, что не могли другие. И другим это не нравилось. Тупую же злобу на самих себя они отрицали и злились на него. Слабаку и того хватит. И думается, предсказание жрецов и последующее решение совета деревни о принесении его в жертву Шмарху были не только и не столько основаны на божественном откровении и указании звезд. Как уже говорилось, такая кончина считалась величайшей честью не сравнимой даже со смертью воина, до последней капли крови защищавшего родной дом. Наш герой не верил в Шмарху. Он верил в справедливость. Во всяком случае старался. И, разумеется, находясь в самом цвете своей юности, он не собирался умирать, тем более во имя убогого божка. Юноша среднего роста с каштановыми волосами и мужественной фигурой. Имени нашего героя, как вы понимаете, я бы при всем желании сказать бы не смог.

-Большого выбора у меня нет. Придется скрываться.
-Ты уходишь?
-Верно. Другого выхода просто не вижу.
-И мы расстаемся?
-Прости, я не могу подвергать тебя опасности. Я пойду один.
-Но ведь это безумие! Вокруг нас голая пустыня. Ты погибнешь. Твой выход - верная смерть!
-Правда, смерть не такая верная, как сожжение на ритуальном костре.
-Да тебя из селения и не выпустят.
-Не смогут. Сил не хватит. Впрочем, шум поднимать не хочу. Мне нужна помощь. Собери всю еду, что сможешь. Я пока раздобуду себе воды. Хотя бы дня на три. И... Помни, я тебя люблю. Если я смогу выжить я вернусь за тобой.
-О чем ты? Ты в своем уме? Куда ты пойдешь?
-В край получше этого.
-И где такой есть?
-Где-то должен быть. Хуже чем тут, точно нигде не будет.
-Сколько ты еще побудешь со мной.
-Пол дня. Не больше.
Девушка бросилась в его объятия. Они разговаривали. Он непринужденно шутил, сулил ей молочные реки и кисельные берега, вел себя так, словно ничего плохого не происходит. И как ему это удается? Оставаться не только таким невозмутимым и решительным в критический момент, но и вселять свою уверенность другим. Ей полегчало. После придания любовным утехам они счастливые и уверенные в том, что все хорошее еще впереди, отправились собирать его в поход. Время пролетело даже как-то неестественно быстро. И вот перед нами картина. Герой. Он один уходит в сухую черную пустыню. Его волосы ниспадают на глаза. На голове рваный капюшон. Глаза смотрят в даль, не имея ни цели, ни надежды, ни чего либо на что можно было бы посмотреть. Кругом темнота.
Она сидит в холодной комнатке своей хижины и смотрит в черное как смоль небо, кляня Луну и звезды за то, что отказались осветить его путь, но не в пример ему исполненная надежды на лучшее будущее.

Шански был ивром. Иврами называли потомков древней земной нации, погибшей после катаклизма. В большинстве своем ивры совершенно ничем не отличались от обычных людей. Такие же как и все. Однако по слабо объяснимым причинам у последних был дар к наживанию богатств. Сказано конечно громко, но все работы связанные с валютой давались последним легко. В следствие чего ивры становились наиудобнейшим козлом отпущения на свете. В чем их только не обвиняли? Я даже однажды слыхал рассказ бедствующей от своей лени домохозяйки о том, как подлый ивр пробрался в ее хибару, чтобы забить водосток грязным бельем из ее же корзины. Еще поговаривали, что они что-то вроде чертей - посланцев Шмарху, которым он обмазывал при рождении причендалы жиром со своих сальных рук. Сам Шански частенько любил пошутить на эту тему. Работал он торговцем. И он брался за работу, на которую кроме ивра никто и никогда бы не согласился. Шански осуществлял торговлю через пустыню. Подобное предприятие одному человеку не под силу. И вот я уже подхожу к ответу на ваш немой вопрос. Такую торговлю осуществляла некая организация - ТОИ (торговая организация ивров). ТОИ представляла собой тайную, но серьезную силу. И знаком ее агентов было нелегальное имя. Почему так не мог сделать каждый? Вероятно, потому что ни один человек не мог даже придумать себе имя, подобная возможность просто не укладывалась в его голове.